— Только последний. Вчера по вашему лицу я понял, что вам не очень хочется лететь в Измир. Я могу узнать почему?
— Нет, не можете. Это уже мое личное дело. Моя личная жизнь, куда чужих я обычно не пускаю.
— Тогда простите. Я не предполагал, что это настолько личное.
— Именно настолько. Я бы предпочла остаться в Стамбуле. Но понимаю, что Резо должен лететь на встречу с Максудовым и Квитко. Они же компаньоны. Пусть и не очень равные, но все-таки компаньоны. А в деловых отношениях такие посиделки очень важны.
— А мой сосед? — показал на задремавшего Самедова Дронго.
— Он опасный человек, — очень тихо сказала Эка, — мне он никогда не нравился. Я знаю, что он ваш земляк. И не обижайтесь на мои слова. Но он слишком любезен. Все время пытается быть полезным нам, Максудовым, Николаю Квитко, даже его сестре. А я боюсь очень услужливых людей. Они всегда очень опасны.
— Хорошо, что он вас не слышит. Разве это такая плохая черта?
— Опасная, — уверенно ответила Эка, — у Резо был один такой подчиненный. Начальник отдела. Подполковник. Нужно было видеть, как он радовался, когда мы где-то появлялись, как он лебезил, какие тосты в нашу честь произносил. А когда Резо подал в отставку, он первый начал разоблачать своего бывшего шефа, придумывая чудовищные небылицы. И я вам скажу, что вынесла для себя твердое решение. Самые страшные люди — это подхалимы и льстецы. Они часто вас ненавидят еще сильнее, чем ваши враги. Но они трусы и поэтому вынуждены вас хвалить, вам угождать, бояться вас. А когда положение немного меняется, они вспоминают все эти переживания, весь свой страх, который они испытывали. И они никогда не забывают этого страха и не простят его вам.
— «Рабы мечтают станцевать на могилах своих хозяев», — процитировал Дронго.
— Почти. Но рабы — это все-таки другая психология. Они ущербны изначально и понимают, что надо соблюдать дистанцию. А вот те, кто считает, что им не повезло только потому, что повезло вам, вот эти действительно опасны. Они вас боятся и вам завидуют, но делают вид, что они — ваши лучшие друзья, чтобы однажды найти способ предать вас.
— Сколько вам лет? — неожиданно спросил Дронго.
Эка не стала кокетничать, скрывая свой возраст.
— Сорок один, — ответила она, — я не боюсь своего возраста. Вы считаете меня слишком молодой для подобных взглядов? Или, наоборот, слишком старой для моей прически?
— Я не поэтому спросил. Кстати, для своего возраста вы выглядите удивительно молодо и хорошо.
— Вы умеете говорить комплименты.
— В данном случае это не комплимент. Но, чтобы не слишком вас радовать, скажу, что ваше нарастающее ожесточение в душе меня пугает. Нельзя жить с подобной философией. Слишком тяжело.
— У вас другая? — поинтересовалась она. — Неужели вы до сих пор любите человечество? И каждого человека в отдельности? Вы же эксперт по преступлениям, представляю, с какими низкими проявлениями души человеческой вы сталкивались в своей жизни. Ложь, обман, предательство… Или у вас другое мнение?
— Другое, — печально ответил он, — я люблю жизнь. И люблю людей. Иногда мне приходится сталкиваться с ужасными проявлениями человеческих характеров, но это всегда их слабость. Я не прощаю людей, но я пытаюсь их понимать. Я люблю жизнь во всех ее проявлениях. Даже с учетом этих перелетов на самолетах. Я люблю проницательных собеседников, умные книги, хорошие рестораны, путешествие по нашему прекрасному миру. И, наконец, я люблю красивых женщин…
— Вы просто неисправимый эпикуреец. Вчера вы показались мне более современным человеком. Более цельным.
— Это я только притворялся, — вздохнул Дронго, — на самом деле я, конечно, эпикуреец. Учитывая, что я сегодня не завтракал, я с удовольствием съем то, что мне сейчас принесет стюардесса. И порадуюсь своему завтраку. Разве этого мало для счастья?
Он лукаво посмотрел на женщину. Она покачала головой.
— Кажется, мы говорим с вами о разных вещах, господин эксперт, — с явным сожалением произнесла Эка.
В аэропорту их встречали. Заказанный Максудовым микроавтбус ждал у выхода. Им пришлось немного подождать, пока принесли бочонок вина и ковер, который разместили в багажнике автомобиля. Все четверо забрались в салон автомобиля, и молодой водитель, развернувшись, поехал в противоположную от Измира сторону, где виднелись горы.
— Отсюда далеко ехать? — спросил Дронго у Самедова.
— Нет. За этим перевалом. Там прекрасное место. Тихо и спокойно. Рядом никого нет. Я бы тоже с удовольствием купил бы там дом. Сейчас многие известные люди покупают себе дома на Эгейском море. В Бодруме или в Измире. Очень удобно. Все понятно, все свое, родное. Язык, обычаи, культура, еда…
— Только не еда, — машинально возразил Дронго.
— Что? — не понял Самедов. — Ах да. Действительно. Многие наши земляки не любят турецкую еду. Она довольно своеобразная и сильно от нашей отличается. Их холодная долма, например, совсем не нравится приезжающим. С долмой вообще интересные метаморфозы происходят. Это ведь турецкое слово. Но в Армении долму считают своим блюдом, здесь тоже своим. Хотя я считаю, что лучше всех долму готовила моя мама.
— Да упокоит Аллах ее душу, — произнес традиционную фразу Дронго. Так обычно говорят в разговоре, когда кто-то вспоминает близкого и умершего человека.
— И ваших родных и близких, — вежливо ответил Самедов. — Но насчет еды вы правы. А насчет виллы я вам так скажу. Места здесь очень хорошие. Чистый воздух, хорошее море и очень безопасно. Здесь почти не бывает террористов. Все проблемы с террористами обычно бывают либо в самом Стамбуле, либо в Анкаре, либо в крупных туристических центрах. А на виллы иностранцев никто не нападает. Тем более если узнают, что там живет азербайджанец.